И Намор - В третью стражу [СИ]
Забросить мушку под "перспективный" куст никак не получалось. Нужно было что-то менять. Обычный заброс над головой не давал точности, кольцевой - проигрывал в дальности. Вариант выхода, как обычно, нашёлся сам собой.
"А что если попробовать snake roll? Ну и что, что его изобретут лет через пятьдесят? Знатоков и ценителей в округе не наблюдается. "Без палева", как говорит... будет когда-то говорить молодёжь. Попробуем... Блин, до чего же мягкое удилище. Неудобно, а если так - медленно и аккуратно? Плавную спираль, Якорь. Толкнули. Уже лучше. Почти как взрослый. Хе-хе".
Нимфа легла точно чуть выше куста по течению. Выбрав слабину шнура и заглубив муху, Матвеев на мгновение весь превратился во внимание. Все его чувства сконцентрировались в кончиках пальцев левой руки, контролирующих перемещение приманки у дна. Резкий рывок обжёг пальцы.
"Клюнула! А ну-ка иди сюда, милая. Иди сюда, хорошая моя рыбонька!"
Следующие несколько минут превратились в плавное "перетягивание каната", - то есть шнура, - между форелью и человеком. Рыба постепенно сдавалась. Вот уже над водой показалось радужное тело, усыпанное разноцветными пятнами. Лучи, теперь совсем кстати, выглянувшего, солнца наполнили картину такими яркими красками что Степан невольно затаил дыхание. Ради этого стоило жить.
Заведя в подсачек изрядно уставшую форель, Матвеев освободил её от крючка и, немного передохнув, опустил подсачек в воду. Подойдя поближе к берегу, он достал рыбу из сетки прямо в воде и, придерживая форель за основание хвостового плавника, медленно отпустил её. Такую красоту нельзя убивать, ею можно только любоваться...
"А теперь можно и за рыбалку! - С этими словами Матвеев достал из нагрудного кармана плоскую фляжку, отвинтил колпачок и залпом опрокинул почти треть восьмиунцовой ёмкости с ароматным бомбейским джином. - Какие к чёртовой матери восемь унций! Нет, определённо этот аристократ меня с ума сведёт. Четверть литра и никаких имперских мер!"
Присев на принесённый с собой и оставленный на берегу складной парусиновый табурет, Степан аккуратно извлёк из другого кармана сигару в алюминиевом пенале. Со всеми полагающимися предосторожностями освободил её от упаковки и при помощи карманной гильотинки обрезал с нужной стороны. К счастью, ветер в этот момент затих и ничто не могло помешать процессу раскуривания ароматной "Коибы" от толстой серной спички.
"Ну, вот и отвёл душу, - расслабившись на мгновение, сказал сам себе Степан, - теперь бы в баньку, да по девкам. О! - даже удивился он своим мыслям. - Девок захотел, старый хрен? А вовсе и не старый, - он мысленно показал самому себе язык, - а вовсе даже и молодой! Три часа физкультуры с удочкой по самое "ой боюсь" в воде и ничего! Как огурчик. Хорошо, что джин догадался взять, а то бы точно был как огурец - такой же зелёный и пупырчатый".
Глотнув, для профилактики простудных заболеваний, ещё джина, Матвеев с наслаждением пыхнул пару раз сигарой и, выпрямив спину и расправив плечи, стал блаженно прислушиваться к звукам окружающей его природы.
Однако наслаждаться покоем и одиночеством, Степану было суждено всего лишь пару минут. Со стороны дороги послышался шум работающего автомобильного двигателя, который приближался как неизбежность индустриальной фазы цивилизации. Матвеев не стал оглядываться ибо, по характерной тональности производимого двигателем звука, было понятно, что едет нечто скромно-маломощное, какая-то местная разновидность "жестяной Лиззи"[86]. "Друзья", а равно и возможные "враги" баронета Майкла Гринвуда по статусу не могли использовать такие "тарахтелки" в качестве средства передвижения. Во всяком случае, не в Метрополии.
Авто, не заглушив мотора, остановилось на дороге прямо за спиной Матвеева, хлопнула дверца, и чуть хрипловатый, низкий женский голос произнёс, растягивая гласные - Эй, мистер! Не подскажете, как добраться до ближайшего мотеля? - Тут уж хочешь, не хочешь, но Степану пришлось встать с насиженного и такого уютного места и повернуться к нарушительнице его одиночества.
"Раз уж леди, судя по её акценту, пересекла океан, то было бы невежливо оставить её без помощи в добром десятке миль от ближайшей гостиницы, - подумал он и буквально остолбенел. - Вот так номер!"
Перед ним стояла высокая и белокожая на грани болезненности, брюнетка в длинном чёрном плаще и широкополой иссиня-чёрной шляпе. "Готичный" образ незнакомки с подстриженной по французской моде прямой низкой чёлкой и длинными пушистыми ресницами удачно дополняла карминовая помада на тонких, но в тоже время чувственных губах.
- Эй, мистер! Я к вам обращаюсь! - брюнетка нарушила неловкую паузу первой - У вас такое лицо, как будто я - привидение вашего любимого, но давно сдохшего, кота. К тому же говорящее...
- Простите, сударыня, задумался. Виноват. Позвольте представиться: Майкл Гринвуд, баронет. Ещё раз простите за невежливость по отношению к вам.
- Полно, не стоит извинений. Просто у вас было такое смешное лицо, - тут брюнетка улыбнулась, буквально на секунду обнажив ровные, рафинадной белизны зубы, - что я подумала... впрочем, что подумала, то уже сказала. А вы и вправду настоящий баронет? А где ваш замок? Я так обожаю старинные замки, в них столько всего интересного! Ой, простите, совсем заболтала вас. Меня зовут Мортиция. - она протянула руку в перчатке, и Степан склонился над ней, обозначая поцелуй. - Странное имя, причуда родителей, но я привыкла. Можете звать меня просто Морти.
- Очень приятно, - ответил на любезность дамы Матвеев, - тогда и вы, пожалуйста, зовите меня Майклом.
- Окей. А вот ту пухлую соню в машине зовут Марджори, - Морти махнула рукой в сторону дороги и Степан наконец-то увидел что в авто есть ещё кто-то. На левом переднем сиденье дремала пышная невысокая блондинка в ярко-зелёном пальто. Небрежно повязанный вокруг головы платок прикрывал необычно высокую причёску, а из-под распахнутого воротника пальто виднелись крупные алые бусы. - Бедняжка недавно потеряла мужа. Он был на редкость никчемный тип. Единственное, что в нём было выдающегося, так это звучное имя. Всё время забываю... он что-то перепутал, работая на химическом заводе, или закурил в неположенном месте. В результате, Мардж теперь - безутешная вдова.
- А вы? - ненароком поинтересовался у поразившей его воображение брюнетки Матвеев. - Замужем?
- Да, замужем, но всё равно что вдова, - тут Морти глубоко вздохнула и уголки её синих глаз слегка увлажнились. - Когда выскакивала за своего благоверного, тётушка моя всё твердила - "Лучшего мужа тебе и не найти! Слепой, богатый, сокровище, а не муж! " - Мышь старая! Скоро десять лет, а он всё никак концы не отдаст. Одно хорошо - не ревнив и не скуп...
Дальнейшее описание горькой судьбы Морти было прервано пробуждением Мардж - Honey[87]! Где это мы? А где мотель? О, какой красавчик! Привет, мистер! Как ваши дела?
- Мардж, познакомься, это мистер Майкл. Он баронет.
- Майкл, это Мардж - моя единственная и лучшая подруга.
Ни с того ни с сего в голове Степана это представление трансформировалось в классическое "Алиса, это пудинг. Пудинг, это Алиса" и ему стоило большого труда не засмеяться в голос.
Процесс знакомства и общения на просёлочной дороге грозил затянуться надолго, но Морти вовремя вспомнила, что они с Мардж с раннего утра ничего не ели и хотели бы поскорее добраться до какого-нибудь цивилизованного пристанища с ванной и приличным обедом. На гостеприимное предложение Матвеева, на удивление, отрицательно отреагировала Марджори, заявив, что поместье, это конечно очень романтично, но ничто не заменит простого и незатейливого гостиничного уюта. И точка.
Забавные в своей непосредственности, американские леди быстро согласились с предложением "милого баронета Гринвуда" показать им дорогу до ближайшей приличной гостиницы и, в свою очередь, предложили сначала доставить его до ворот поместья со снастями. Потом дождаться пока он переоденется - тем не менее, взяв с него обещание, сделать это быстро - и угостить его милой беседой и рюмочкой "чего-нибудь горючего" в пункте назначения.
День обещал быть интересным. Более того, когда он перерос в интересную, во всех отношениях, ночь, Степан почему-то не был удивлён.
Через несколько рюмок бренди и одну сигару после обеда Мардж, сославшись на головную боль, удалилась в спальню гостиничного номера отдохнуть. Морти, ещё через несколько рюмок, просто подошла вплотную к сидевшему в кресле Матвееву и посмотрела на него такими глазами, что Степан без лишних вопросов привлёк её к себе, посадил на колени, и начал познавательный процесс изучения нового женского тела органолептическими методами, совмещая его с экскурсом в женский повседневный костюм середины тридцатых годов двадцатого века.
Сказать, что процесс углубления знакомства был обоюдным, значить, не сказать почти ничего. Когда через двадцать минут Мортиция уже стонала, перегнувшись через спинку кресла угрожая его целостности, открылась дверь и вошла полуобнажённая Марджори. Степан не был готов к такому повороту событий, но встретил его с достоинством и невозмутимостью потомственного аристократа.
